Съемка 01 сентября 2010г.
Владимир, несколько слов о себе, биографические данные, этапы большого пути...
Родился я в 1965-м году в Москве, коренной москвич, все родственники родились в Москве и дальние тоже. С 7-ми лет ездил в художественную школу Краснопресненского района, 10 лет там отучился, потом в Строгановской Академии. Закончив, сразу уехал в Америку.
То есть перестроечные года в России - 1985-й, 1987-й годы, Вы захватили. Это было очень интересное время: рассвет различных независимых и галерей, и различных объединений художественных. Несколько слов об этом.
На меня очень сильно повлияло это. Поскольку я помню себя в 15-ти летнем возрасте, когда я стоял в длинной, ужасно длинной очереди на Малой Грузинской, где выставлялись первые авангардные художники.
Группа «Двадцать»?
«Двадцатка», да. И на меня это очень сильно повлияло, поскольку в это время невозможно было увидеть ничего подобного. В те времена у меня была единственная картинка Сальвадора Дали, «Горящий жираф» (Innovation of monsters – я теперь знаю настоящее название). До 23-х лет - никаких других работ Сальвадора Дали не видел. Это - единственная была, вырванная из альбома репродукция его.
Ну, хорошо, а 1987-й – 1988-й годы, тогда, в общем, культурная жизнь в столице бурлила.
Как только открылся Арбат для художников, я был одним из первых, наверное, самый первый художник, который сел на Арбате и поставил рекламу. И рисовал портреты для заработка. Это было во времена, когда я учился еще в Строгановке, и в это время, как раз, много иностранцев ходило по Арбату. Они приглашали в посольство к себе, рисовать портреты маслом. Что со мной и случилось. Как меня пригласили в американское посольство, так я туда попал и, собственно, начались такие отношения. Я стал практиковать английский язык, уже более реально. Хотя, с английским языком не было особых проблем, поскольку в 5-ти летнем возрасте меня обучал мой дядя, который был профессиональным переводчиком. Позднее, просто нужно было освежить это в памяти.
А каким образом попали в Соединенные Штаты?
По приглашению от посольских работников, с которых я писал портреты, многие из них были ЦРУ-шники, тайные, естественно. Я к ним ходил достаточно часто, пока тогдашнее КГБ не стало за мной следить. Однажды пришел ко мне в мастерскую такой товарищ, представившись лейтенантом КГБ, показал свое удостоверение, и, указав на портрет доктора Вульфа, медицинского атташе из посольства, сказал, что его интересует этот предмет.
И с тех пор я перестал туда ходить. Тем не менее, приглашение было выслано, и я поехал по этому приглашению. Первый раз я съездил в Америку, когда еще учился в Строгановке, это был 1989-й год, и полтора месяца пробыв там, я решил, что следует мне после окончания уехать. Видя, что происходит в России, я решил, что для художника лучше всего - это получить образование в Европе, а уехать в Америку, чтобы приложить здесь свое умение.
Это удалось, но иммиграция – это совсем другое, и восприятие этого абсолютно иное, чем просто поездка. Когда я иммигрировал, как я остался – это была уже отдельная история. Собственно говоря, у меня была выставка в Германии, в результате которой я продал 4 работы, и с этими же деньгами, от этих работ, может быть, там было 3 тыс. долларов, я сел в самолет и улетел из Франкфурта в Лос-Анжелес. Куда послал свои работы. Одному дилеру, который в это время уже отказался выставлять их.
И, приехав туда, я позвонил, бросив 25 центов в автомат, и попросил меня забрать из аэропорта. На что посыпались страшные русские матюги.
Я познакомился в самолете с одним американцем, которому позвонил на следующее утро и попросил его найти мне жилье. Он нашел мне жилье очень далеко от того места, где я должен был находиться, естественно, это был самый дальний конец Лос-Анжелеса, и там я сидел в гараже с черными, рисовал картины, ездил на 3-х автобусах в Санта-Монику рисовать портреты.
В самом начале, когда я туда поселился и закончились деньги, я решил поехать в Санта-Монику, чтобы подработать. Дорога такая длинная, нужно пересаживаться на трех автобусах. Естественно, я влез в автобус, у меня были последние 20 долларов. Я вставил их в автомат, чтобы заплатить, но автомат-то сдачи не выдает, поэтому я всю дорогу – вместо остальных двух автобусов, шел пешком.
Дойдя до Санта-Моники, я понял, что со всеми моими мольбертами и этюдниками надо зарабатывать здесь. Я пришел туда – все ноги были в крови буквально…, Поэтому я сел, нарисовал 2 портрета, пока меня не выгнали с этого пляжа, а ночевал уже там, в Санта-Монике вместе с бомжами. К утру все лавочки были заняты.
Холод был страшный, потому что это был конец ноября в Лос-Анжелесе, и ветер дул с океана. Я клал на себя этюдник, таким образом спасаясь от холода. А бомж на ближайшей скамейке мне протягивал бутылку пива для согрева.
Ну, это по-товарищески, это правильно. А как удалось выйти из этой ситуации?
Все зависело от искусства, от картин. Я никогда не бросал писать картины. Несмотря на рисование портретов, я зарабатывал портретами ровно столько, чтобы выжить. Я продолжал писать картины, хотя многие годы это было в стол, буквально. Я ходил по галереям, отдавал свои картины на комиссию, они лежали, могли лежать там год, никто их не выставлял, естественно, потому что в это время на американском рынке считалось совершенно немодным выставлять сюрреализм.
А лейбл приклеивался сразу. Когда люди видели работы, они говорили: «Это сюрреализм, это не продается.» Они не видели разницы. На первый взгляд, это выглядит как сюрреализм, и сразу – черная метка…
Собственно говоря, сейчас во многих галереях считается почти обязательным иметь хотя бы одного сюрреалиста. Ну, это результат того, что я пробил дорогу, проторил тропинку, так сказать, другим художникам, которые работают в таком жанре, в жанре fantasy, так сказать.
А с какого рубежа началась успешная продажа картин?
Наверное, как ученые доказали, занимает почти 10 лет битья в одну точку, пока не пробьешь. Вот, и у меня заняло почти 10 лет, пока из этих начинаний получился результат.
Я очищал свой язык – артистический язык нужно было очистить. Очищал от всего ненужного, и он должен был стать читабельным для большинства людей. Вот этот поиск метафоры, поиск себя, продолжался почти 10 лет.
Когда вы смотрите на мои работы, написанные в этот период, они, возможно, не дотягивают до того уровня. Вот 1998-й год, он переломный, поскольку я написал серию картин. 1989-й год – я начал работать в этом жанре, 1998-й – это был год переломный.
Это произошло, поскольку Вы связались с каким-то арт-дилером , с какой-то галереей, или наступил перелом творческий?
Скорее, творческий перелом. Найдя себя, а дилер был неизбежен уже, - найти дилера подходящего.
Как Вас нашел рынок, или как Вы нашли рынок?
Моя карьера, как ни странно, началась не в Америке, а в Гонконге, куда я переехал в 1993-м году. Меня заметил один французский дилер, договорился о моей выставке в Гонконге, куда я переехал.
До этого у меня работы не продавались вообще, если они и продавались, это были штучные продажи. Я уехал в Гонконг и работал там, делал обложки для журналов всех знаменитых людей Гонконга, писал портреты в сюрреалистическом стиле, так сказать. И сделал 2 выставки.
Я сделал 2 фрески для гонконгской, для шанхайской банковской корпорации и для отеля «Мандарин». Там же я и работал, там же была галерея в «Мандарине» - Shone Art Gallery. Вот в этих двух местах я выставлялся.
Ну, Гонконг присоединился потом к Китаю, и многие европейцы, которые были единственными коллекционерами в это время, уехали, поскольку китайцы покупают только лишь своих.
Мне пришлось уехать опять в Америку и, собственно говоря, начать сначала.
Исходя из того, что у Вас своя галерея, в рынок, все-таки, Вы не поверили; в рынок других галерей, которые Вас выставляли.
Я, конечно же, начал с рынка других галерей, понятное дело. И после этой серии работ, которую я сделал в 1998-м году, кстати, уехав в Россию, просидел несколько месяцев там, поодаль от этой динамичной жизни, поскольку я верю в то, что динамическая жизнь, вот такая современная жизнь, она уводит от творчества. Тусовка – это антитворческая вещь.
Нужно было отсидеться. И это время, как раз, было самое плодотворное, когда вызревали всякие идеи, которые можно было воплотить. Я совершенно не думал о деньгах, на самом деле. Многие работы писались, не думая о деньгах и их коммерческом успехе. Они оказались наиболее коммерчески успешными. Например, «Нерон».
И пришлось все равно открывать свою галерею?
Дело не в этом. Открытие своей галереи – это пришло естественно. Сначала я выставлялся у одного француза, и один из продавцов мне сказал: «Ты знаешь, на твоих работах уже полмиллиона долларов сделали.»
Об этом я, конечно, не знал, но он, этот продавец, стал первым моим дилером. Он ушел оттуда и стал моим первым representative, представителем. Первый наш офис мы организовали на его яхте, так как он был в прошлом моряк.
Он приплыл в одиночку из Лос-Анжелеса на Мауи, и жил там на своей яхте. Там же мы организовали свой офис. И выходя в море, нас как-то проведение берегло всегда, потому что, несмотря на огромные волны, которые на нас нападали, я стоял за рулем, как новичок, так сказать…, и факс, и телефон, и компьютер грохались там внизу об пол, но ничего не ломалось.
Сколько у Вас сейчас галерей? Где они находятся?
Сейчас 4 галереи. Одна находится на Мауи – это самая первая галерея, которую мы открыли, в Лагуне Бич в Калифорнии и две в Лас-Вегасе.
Вы, кроме изобразительного искусства, занимаетесь сейчас и скульптурой, и ювелирными изделиями…
Я считаю, что метафора может жить в разных измерениях. И в трехмерном измерении, и в скульптуре, и в декоративном виде, как ювелирные изделия, и, тем более, в кинематографе.
То есть, Вы еще занимаетесь и мультипликацией?
Анимацией, да.
Какое-то изречение любимое.
Изречение? Вот, есть такой стих Уильяма Блейка:
To see a World in a Grain of Sand
And a Heaven in a Wild Flower,
Hold Infinity in the palm of your hand
And Eternity in an hour.
Уильям Блейк в этом четверостишии описал то, чем я занимаюсь.
© RUNYweb.com
! Данный текст интервью является дословной распечаткой видеоинтервью. Авторская лексическая основа сохранена без изменений!
